Вельяминовы. Время бури. Книга 3 - Страница 182

182

Стивен бросил мяч, французская команда ринулась к стулу.

Новый комендант, по словам Мишеля, оказался любителем искусства. Узнав, что заключенный, барон де Лу, в прошлом реставрировал картины в Лувре, Шмидт вызвал Мишеля. Немец велел украсить залы крепости. Когда – то в замке работал Лукас Кранах Младший, но здание, много раз, перестраивали. До прошлой войны, здесь размещалась лечебница для душевнобольных, и санаторий. От фресок и следа не осталось.

Мишель вытребовал себе дерево, для лесов, бумагу, для набросков, холсты и клей для будущих картин. Он приступил к многофигурной композиции: «Фюрер на съезде партии награждает героев рейха». Между собой, заключенные называли фреску: «Адольф Гитлер среди свиней. Фюрер третий справа».

Мишель, сидя на камне, склонив белокурую голову, набрасывал что-то в блокноте. Французы совещались у стула. Стивен крикнул летчикам: «Поиграйте за меня!». Устроившись рядом с кузеном, щелкнув зажигалкой, полковник сунул ему сигарету. Полковник Кроу всегда улыбался, завидев альбом. Мишель рисовал заключенных в столовой, на поверке, за игрой в мяч. Стивен заметил: «Не выбрасывай, хорошо получилось».

Кузен поднял голубые, яркие глаза:

– У меня в блокноте адреса, что более важно. Не выброшу, не сомневайся… – он помолчал: «А ты уверен, что он полетит?».

– А куда он денется? – удивился полковник Кроу:

– Леонардо на подобном летал. И я тоже, кадетом. Планер есть планер, конструкция довольно простая… – они были первыми. В случае успеха, запасы дерева, холста и бумаги, сделанные Мишелем, обеспечили бы материалов еще на десяток планеров. Летчиков в офлаге хватало.

– Нам больше мили не потребуется протянуть, – подытожил Стивен. Он помолчал:

– Ты уверен в человеке, в Дрездене? Может быть, сразу в Швейцарию отправиться… – карт здесь не водилось, но у Стивена была хорошая память. От Кольдица до Дрездена было сорок миль, а до швейцарской границы, или Северного моря, значительно дальше. Их загнали на самый восток рейха.

Мишель вздохнул:

– Уверен. Как ты собираешься без документов пересечь половину страны? И я тоже… – капитан де Лу, впрочем, в Швейцарию не собирался. Мишель коротко сказал:

– У меня есть обязательства, в Париже. Тетя Жанна, мадемуазель Аржан, и… – он оборвал себя. Стивен подумал:

– Невеста у него, что ли? Он ничего не говорил, никогда… – вспомнив Лауру, полковник Кроу, как всегда, покраснел. Он рассказал Мишелю, что Тони пропала, с Уильямом. Кузен отозвался:

– Она найдется, я уверен. После Испании все думали, что она погибла, а она у Троцкого интервью брала… – Мишель усмехнулся.

Они, молча, курили, Мишель рисовал. Кузен заметил:

– Когда поляков отсюда увозили, евреев отделили. Я ребятам, – он кивнул на французов и бельгийцев, – сказал, чтобы евреи бежали первыми… – мрачно добавил Мишель, – на всякий случай. Мы доберемся до Дрездена, сфотографируемся… – отложив карандаш, он размял длинные пальцы, – я стащу пару каких-нибудь удостоверений. Дело в шляпе, как говорится. У моего знакомого нужные материалы есть… – Мишель думал, что можно было бы навестить Берлин, и поинтересоваться, как обстоят дела у Максимилиана фон Рабе. Он велел себе:

– Потом. Сначала надо увезти женщин из Парижа. Тетя Жанна инвалид, а мадемуазель Аржан еврейка. Надо сказать Момо, что я ее не люблю… – в репродукторе загремел «Хорст Вессель», сигнал к вечерней поверке.

Полковник Кроу поднялся. Выгоревшие концы коротко стриженых, каштановых волос, золотились на солнце. Ворон, развернув крылья, сорвался с крыши замка. Птица полетела куда-то на восток. Стивен проводил ворона взглядом: «Твой знакомый тоже в музее работает?»

Мишель захлопнул блокнот:

– Куратор, в Дрезденской Галерее. Год назад, по крайней мере, был куратором. То есть была. Это девушка… – голубые глаза улыбались. Капитан де Лу подхватил холщовую куртку, с черными номерами на груди и спине. Они пошли к стене двора, где строились заключенные.

Дрезден

Пожилой кассир в Галерее Старых Мастеров, приняв рейхсмарки, оторвал два картонных билетика. Отсчитав сдачу, он положил монеты в ладонь молодого человека, изящную, с длинными пальцами, с пятнами от краски. Посетитель носил старую рубашку и холщовую куртку ремесленника, выцветшую, с прорехами. Кассир покачал головой:

– До прошлой войны в галерею при галстуках приходили, в мундирах. Интересно, – старик посмотрел на молодого человека, – почему он не в армии? Ему тридцати нет. Он рабочий, маляр, сразу видно. А второй… – он окинул взглядом высокого, широкоплечего, с каштановыми волосами, парня, – тоже рабочий. Ботинки совсем истоптанные, в такой одежде стыдно на улице появиться… – кассир вспомнил легкий акцент в немецкой речи белокурого мужчины:

– Чехи, или поляки. Теперь понятно, почему они не в армии.

В Дрездене было много цивильарбайтеров, как их назвали. Рабочих привозили с востока, на оружейные заводы и шахты Саксонии:

– Евреев отправляют на восток… – белокурый показывал приятелю карту галереи, – говорят, они будут в Польше землю возделывать… – кассир, зевнув, поднял телефонную трубку:

– Очень хорошо, в городе воздух очистился. Раньше от евреев было не протолкнуться. Даже в галерее работали. Как еврей может писать о картинах Дюрера, или Кранаха, об истинно немецком искусстве… – он, сначала, хотел позвонить на пост охраны, и попросить проверить документы славян. Кассир махнул рукой:

– Деревенские парни. Рот открыли, смотрят по сторонам. Только из навоза вылезли, в Польше. Фюрер принес гений немецкой цивилизации, всей Европе… – кассир набрал номер столовой для персонала. Он попросил стакан чая, с печеньем. Чайник, по правилам безопасности, в его комнате держать запрещалось.

182