Вельяминовы. Время бури. Книга 3 - Страница 85

– Ей что на встрече делать… – размышлял Маленький Джон:

– Она содержит безопасную квартиру, работает на передатчике. И вообще, она женщина… – он посмотрел на каштановую голову Питера: «Ты говорил, что наш друг, с началом польской кампании, переходит в СС?»

Питер нажал кнопку портативного арифмометра:

– По возрасту, ему год остался, но Гиммлер сделал исключение, в его случае. Он будет работать в административно-хозяйственном управлении, заниматься лагерями… – лазоревые глаза Питера помрачнели:

– Они собираются возводить в Польше новые Дахау и Бухенвальд… – Джон вздохнул:

– Скорее всего, он сейчас на востоке. С ним никак не связаться. С Теодором тоже… – позавчера майор Кроу позвонил из Реймса, с авиационной базы. Выяснилось, что кузен Мишель получил звание капитана, но не мог отправиться на фронт. Теодор и мадемуазель Аржан застряли где-то на Корсике. Мишель не хотел уезжать из Парижа, не передав тетю Жанну на попечение сына.

– Она в деревне… – удивился Питер. Юджиния кивнула:

– В деревне. Но все равно, так безопасней. Мишель звонил в Аяччо, в префектуру. Он даже не знает, где находится вилла, что Теодор строит. Вице-президент компании Ситроен, заказавший здание, сейчас в Америке. Мишель пытается его найти. Мне тоже туда никак не поехать… – Чемберлен сформировал новый, военный кабинет. Парламент заседал, чуть ли ни круглосуточно.

– Еще чего не хватало, – буркнул Питер, наливая матери вина:

– Немецкие подводные лодки и самолеты шныряют в проливе. Расстреливают мирные суда… – в первый вечер, после объявления войны, в Ирландском море торпедировали пассажирский лайнер «Атения». Корабль шел из Ливерпуля в Монреаль. Движение по трассе было оживленным, пассажиров спасли, но на следующий день три британских торговых корабля потопили в Бискайском заливе. Одним из первых распоряжений Черчилля стал приказ об обязательном конвоировании, мирных судов. Джон знал, что военных кораблей отчаянно не хватало.

Питер вернулся к работе. Джон вспомнил разговор, с дядей Джованни:

– Если надо научиться обращаться с радиопередатчиком, – отрезал мужчина, – я это сделаю. Ты понял меня, до Рождества я должен оказаться в Блетчли-парке. Видишь, – он похлопал по костылю, – я не прошу послать меня на континент, но я хочу быть полезным и буду. Отправлю коллекции на запад, в Уэльс, и присоединюсь к Лауре… – он ловко поднялся: «Пошли в библиотеку. Я отберу наиболее ценные издания. Надо упаковывать книги и спускать в подвалы».

После похорон, Питер ехал на север, в Ньюкасл. Стали для военных верфей и бензина для самолетов требовалось много. Он считал, иногда записывая что-то в блокнот. Джон думал, что прибалтийским странам, судя по всему, недолго осталось:

– Сталин их приберет к рукам, а Гитлер не вмешается. Надо, чтобы Аарон не торчал в Литве, а уехал куда-то еще. Он американец. США, пока что, нейтральная страна. Например, в Швецию, где Наримуне подвизается. Давно мы с ним не встречались, с Кембриджа… – Джон вспомнил вечеринку, где Лаура играла Шопена, темные, мягкие, с золотистыми искорками волосы девушки:

– Эстер меня не любит, и никогда не полюбит. Она профессора Кардозо помнит… – Джон, невольно, покраснел. Эстер, напрямую, не говорила подобных вещей, но Джон, все время, чувствовал, что женщина сравнивает его с бывшим мужем. Джон боялся, что сравнение окажется не в его пользу:

– Поеду в Венло, и объяснюсь, – решил он, – раз и навсегда. Незачем рисковать, сидеть в Голландии. Гитлера мы разобьем, но все равно, Эстер слишком близко к фронту. И она, и дети. Мальчиков можно в Мон-Сен-Мартен отправить. Дядя Виллем и тетя Тереза обрадуются. Но Эстер никогда на такое не пойдет… – Джон покачал головой:

– Она никогда не оставит детей, не уедет в Англию. И ее бывший муж, еще в Маньчжурии. Даже если он вернется в Европу, он не даст согласия на вывоз детей. Тем более не даст, если мы с Эстер поженимся… – Джон, иногда, мечтал о браке, но обрывал себя: «Никогда подобного не случится».

Пошарив на столе, Питер щелкнул зажигалкой:

– Значит, теперь Тони может оформить паспорт Уильяму только с твоего согласия?

Он откинулся в кресле, выпустив сизый дым, помешивая серебряной ложечкой в чашке. Джон, кисло, отозвался:

– Учитывая, как бы это сказать, недавнее прошлое, папа, видимо, посчитал, что так надежней. Да и куда ей ездить, война на дворе… – Питер выровнял стопу бумаг:

– Не будь к ней слишком строг, Джон. Она талантливый человек, автор книги. Писатели не похожи на простых смертных. Тем более, – мужчина усмехнулся, – нам по двадцать четыре, мы взрослые люди. Тони молодая девушка. В молодости все совершают ошибки. Например, фашизмом увлекаются… – он подмигнул Джону:

– Молодцы, что Мосли, и Диану арестовали. Юнити, я смотрю, решила в Германии остаться. Скатертью дорога, – почти весело сказал Питер. В первый день войны Мосли и Диану препроводили в тюрьму Холлоуэй, по новому приказу, отменяющему принцип habeas corpus для тех, кто разделял фашистские взгляды.

– Именно, – Джон соскочил с подоконника:

– Твоя мама и сэр Уинстон у машины. И дядя Джованни вышел. Ты, мой дорогой, свое отсидел… – он потрепал кузена по плечу:

– Спасибо, что остаешься здесь. Тони сейчас не надо быть одной… – Питер, через два дня, уезжал из Банбери в Ньюкасл. Он отказался от личного вагона и самолета «К и К». Питер заметил:

– Не надо зря тратить уголь и бензин, они нужны стране. Я прекрасно доеду третьим классом… – они спускались по каменной лестнице, среди доспехов Холландов, и знамен с гербами, среди портретов предков Джона. Герцог остановился: