Вельяминовы. Время бури. Книга 3 - Страница 115


К оглавлению

115

– Не похоже, что она радиограммы посылать собирается… – герцог, в сердцах, потушил окурок. Он понял, что у сестры имелся второй паспорт:

– Может быть, и не только второй… – Джон прошелся по скрипучим половицам. Телефон не звонил. Описание Тони и Уильяма ушло срочной телеграммой во все полицейские участки королевства и колоний, от Канады до Австралии. Джон, впрочем, предполагал, что Тони отправится куда-то за границу.

– Может быть, у нее три паспорта… – вздохнул герцог, – или пять, или десять… – в списках пассажиров он леди Холланд не нашел. Имена в бумагах не упоминались, только фамилии, с инициалами. Несмотря на войну, паспорта для покупки билетов на поезда, или паромы в Ирландию, не требовались. Из нейтральной Ирландии можно было отплыть куда угодно, хоть в Нью-Йорк, хоть в Буэнос-Айрес.

– Но зачем? – присев на подоконник, Джон посмотрел в сторону серого купола собора Святого Павла:

– Зачем понадобился фарс, со свадьбой? Зачем обманывать Питера? Или она его, действительно, любила… – он вспомнил серые, большие, в темных ресницах, глаза племянника, его лепет: «Дядя, дядя…»

– Она не станет подвергать Уильяма опасности, она мать… – Джон замер:

– А если отец Уильяма нашелся? Тони сказала, что он погиб, но на войне разные вещи случаются… – многие республиканцы, после разгрома в Испании, обосновались в Советском Союзе, или в Южной Америке. Джон был уверен, что в Россию сестра не поедет. Тони брала интервью у Троцкого, изгнанник написал предисловие к ее книге:

– Она поддерживала ПОУМ, жила в Мехико. Может быть, отец Уильяма дал о себе знать, и она отправилась в Центральную Америку? – за окном играл зеленоватый, тихий вечер, зажигались рекламы. Джон проводил глазами двухэтажный автобус, с плакатом «Ребекки» Хичкока. Он вздрогнул, услышав скрип двери.

Лазоревые глаза Питера немного припухли. Он стоял, прислонившись к косяку, засунув руки в карманы твидового пиджака. Джон, в свете электрической лампы, на столе, заметил седые волосы, на виске кузена. Питер молчал.

Мать сказала ему обо всем утром, когда он одевался, в гардеробной. Он, сначала, не мог поверить. Юджиния отвела его в особняк герцога. Питер увидел кольцо с голубовато-серой жемчужиной, на туалетном столике Тони, пустые, голые шкафы. Он вдыхал нежный аромат лаванды, глядя на большую, аккуратно заправленную постель. Он помнил белокурые, мягкие, разметавшиеся по шелковой подушке волосы, приглушенный стон:

– Я люблю тебя, люблю… – он помнил длинные, стройные ноги, высокую грудь. Питер не двигался. Мать привлекла его к себе:

– Сыночек… Сыночек, милый, не надо, пожалуйста. Я уверена, что с Тони и маленьким все хорошо. Она свяжется с тобой, все объяснит… – Питер только и мог, что кивнуть: «Да, мама».

Он оставил все дела по несостоявшейся свадьбе матери, дяде Джованни, и кузену Стивену. Питер поехал в контору, работать. Если дежурный и удивился, открыв дверь хозяину производства, в день свадьбы, то он ничего не сказал. Питер заставил себя просидеть в кабинете до пяти вечера. Мать позвонила из дома, все было в порядке. Питер, мимолетно, подумал:

– Надо поблагодарить, дядю Джованни, Стивена… – через четверть часа он обнаружил себя перед выкрашенной синей краской дверью трехэтажного особняка, в тени собора Святого Павла.

– Ты присядь, – попросил Джон. Герцог отпер ящик стола, повертев запыленную бутылку:

– Из папиных запасов. Виски лет двадцать, наверное. После той войны покупалось… – стаканов Джон в кабинете не держал. Идти вниз, к охране, не хотелось. Они пили, передавая друг другу бутылку, прямо из горлышка. Питер был в простом, будничном костюме, в старом галстуке. На пальцах Джон увидел пятна от чернил.

– Ты работал, – утвердительно сказал герцог.

Питер затянулся сигаретой:

– Да. Так легче. Что… – он кивнул на стол, в сторону стопок бумаги: «Есть какие-нибудь… – его голос дрогнул, – сведения?».

– Нет, – честно ответил Джон. Он рассказал Питеру о своих предположениях. Кузен, отвернувшись, долго смотрел в окно:

– Я бы понял… – он медленно, аккуратно, потушил окурок, – понял бы. Почему она мне ничего не сказала Джон, почему… – Питер, махнув рукой, поднялся:

– Не буду мешать. Я завтра в Ньюкасл уезжаю, на заводы, первым поездом. Если что-то… – он провел руками по лицу, – ты мне позвони, или телеграмму пришли… – Питер заставил себя не оборачиваться, не видеть сочувствие в прозрачных, светло-голубых глазах.

Он вышел на Ладгейт-Хилл и побрел к реке. Вечер оказался неожиданно зябким, Питер поднял воротник пиджака. Он не взял ни шарфа, ни пальто, когда поехал в контору. На реке дул холодный, восточный ветер. Солнце заходило над мостом Ватерлоо. Он прислонился к гранитным перилам набережной, сунув руку в карман. Питер смотрел на игрушечный, жестяной вагончик, у себя на ладони.

Он слышал шепот: «Папа, папа…», чувствовал теплые, пухлые пальчики, уцепившиеся за его руку. Мальчик засыпал, свернувшись клубочком. Они с Тони сидели рядом. Питер обнимал ее, девушка клала белокурую голову ему на плечо: «Я тебя люблю, милый мой…»

– Я тоже… – он проводил губами по стройной шее:

– Пойдем, пойдем. Я скучал, я весь день тебя не видел… – Питер сжал вагончик в руке. Прислонившись спиной к ограждению, он съехал вниз, на тротуар. Набережная была пустынной. Питер услышал гудок буксира с реки, далекую музыку репродуктора. Мужчина заплакал, не выпуская игрушку, уронив голову в ладони.

Эпилог
Рим, апрель 1940

В библиотеке Папского Грегорианского университета было тихо. Читальный зал помещался в круглой, большой комнате, с верхним светом. Здание, у подножия холма Квиринал, построили шесть лет назад, при покойном понтифике, в классическом стиле. Столы темного дерева блестели. За чисто вымытыми окнами простирались зеленые газоны, и аллея пиний, ведущая к воротам университета. Шел мелкий, теплый дождь. Цветы мимозы, на деревьях, поникли. Виллему сказали, что зима в Италии была сырой. Они и сами это поняли, сойдя на берег, в Генуе. Отец Янсеннс покачал головой: «Все равно, с тропическими ливнями ничто не сравнится». Виллем помнил стук дождя по жестяной крыше простой хижины, где жили священники и послушники. Они строили здание приюта, прокладывали и мостили дорогу, к речной пристани. Сирот в Конго было много. К ним привозили детей, потерявших родителей в эпидемиях, или в стычках между племенами.

115